На Северо-Западе нарастает число конфликтов между местными властями и цыганами. Весной были снесены поселки в Калининградской области и Архангельске. В декабре такая же судьба постигнет часть цыганского поселка в Чудово (Новгородская область). Сохраняется напряженность в местах проживания цыган в Ленинградской и Псковской областях. Для региональных и местных чиновников цыгане остаются загадкой, а закрепившаяся за ними репутация наркоторговцев, тунеядцев, попрошаек побуждает, не размышляя над механизмами адаптации, решать проблему радикальными мерами.
Между тем по итогам Всероссийской переписи населения 2002 года в России проживает около 183 тыс. цыган. Эксперты по национальным отношениям считают эту цифру заниженной, предлагая оценки на уровне 500 тыс. Дело осложняется тем, что цыгане – отнюдь не однородная этническая группа, они делятся на несколько групп, слабо связанных друг с другом. Три самые известные – это люли (таджикские цыгане), рома (русские, латвийские или южноевропейские) и котляры (закарпатские), которые заметно отличаются по образу жизни, нравам, языку и внешности. Например, рома часто попадаются на торговле героином, но при этом лучше интегрированы в общество, живут не так замкнуто, как некриминализированные котляры.
В регионах Северо-Запада, по приблизительным оценкам, проживают около 20 тыс. цыган. Часто цыганские семьи живут в одних поселках с русскими. Например, в Ленинградской области – в Вырице, Сиверской, Саблино, Гатчине, Красном Селе. Это нередко приводит к напряженности в отношениях с местными жителями, к примеру в деревне у колодца стоит два ведра – «русское» и «цыганское», и пользоваться можно только «своим».
Еще большие проблемы порождает другой способ расселения – концентрация в компактных поселениях, таборах. Так предпочитают жить, например, котляры, и в силу изоляции им сложнее приспособиться к условиям русскоязычной социальной среды. На Северо-Западе самые крупные поселения котляров находятся в Новгородской и Псковской областях. Есть такой табор и под Петербургом – во Всеволожском районе Ленинградской области близ железнодорожной станции Пери, где компактно живут около 1,5 тыс. цыган.
Из ниоткуда в никуда
Цыганский поселок в Пери – это деревня без каких-либо коммуникаций (топят углем, воду покупают ведрами), с плохими грунтовыми дорогами. В двадцати минутах ходьбы от табора – районный центр с магазинами и сельсоветом. До ближайшей школы в Нижних Осельках – сорок минут пешком. Несколько лет назад администрации школы удалось договориться с райцентром и частными перевозчиками и из табора в школу стали ходить маршрутки. Сначала проезд стоил восемь рублей в один конец (это существенные деньги для семьи, иногда дети пропускали занятия из-за того, что родители не могли платить за дорогу), теперь – четыре рубля. В ближайшее время проезд обещают сделать бесплатным.
Табору в Пери больше 40 лет. Как и многие цыганские поселения России, он был создан после указа 1956 года, запретившего цыганам вести кочевой образ жизни на территории СССР. Тогда местные власти помогли цыганам построить дома, где официально зарегистрировали всех жителей поселка. Но с тех пор табор сильно разросся. В 1990−е годы многие котляры с Украины и из российских сел переехали к родственникам в Пери, спасаясь от тотальной безработицы. Дома строили вплотную друг к другу, нарушая пожарно-санитарные требования, и признать такое жилье легальным администрация района не может. Впрочем, выселять цыган пока никто не собирается. «Им же ехать-то некуда, как можно выселить женщин и детей в никуда? Пусть живут, раз приехали, – не от хорошей ведь жизни», – объясняют чиновники в неформальном разговоре.
Впрочем, помощи от властей цыгане не получают ни в быту (в поселке нет колодцев с питьевой водой), ни в оформлении документов: например, часть детей остаются без свидетельства о рождении, хотя по закону нет разницы, рожден ребенок в больнице или дома. Большинству семей пока не удалось оформить пособия на детей или по безработице, пенсии по возрасту и по инвалидности. Единственные, кто разъясняет цыганам, как можно получить необходимые документы, – сотрудники петербургского отделения правозащитной организации «Мемориал».
Котляров очень редко берут на постоянную работу (нет ни справок, ни рекомендаций с прошлого места занятости). Сами они говорят, что их нанимают только если нет русских претендентов. Вообще, у цыган не принято, чтобы женщины работали, но жительницы Пери устраивались мойщицами машин, правда потом их сократили. Часть женщин ездит в Петербург просить милостыню, но насколько успешно, они не рассказывают. В сезон собирают ягоды, грибы в лесу: ни огородов, ни скота, ни птицы у котляров нет. Мужчины до наступления холодов нанимаются делать ремонт окрестных дач, чинят решетки, собирают металл, подрабатывают неквалифицированным трудом. Подростки воруют уголь – это единственное правонарушение, в котором кто-либо всерьез обвиняет жителей поселка.
Цыган не ждали
Изоляция питает ксенофобию и непонимание. Обыватели выдвигают против цыган противоречивые обвинения: они слишком неопрятные, нищие и в то же время слишком богатые («Дома у них не чета нашим, получше» или «Живут лучше нас»); они не хотят работать и используют своих детей, чтобы просить милостыню, но при этом претендуют на немногие рабочие места в райцентре. Пренебрежительное отношение к жителям табора мы наблюдали и среди сотрудников районного муниципалитета. Цыгане обижаются. Несколько женщин, узнав, что их поселок будет упоминаться в статье, просили: «Пожалуйста, не пишите, что мы бедные, дикие, – вы же видите, что это неправда. Нам надоело, что над нами смеются русские соседи, когда нас по телевизору показывают как нищих и жалеют».
Насмешки местных – это еще не самое худшее проявление негативного отношения к цыганам. Цыганка по национальности, Антонина Суховская приехала в Петербург из Псковской области (теперь она исследует гендерные отношения у цыган при поддержке «Мемориала»). «У нас сгорел дом, поэтому нам с маленькой дочерью пришлось четыре года скитаться по разным поселкам без регистрации. Ни в одну школу мою дочь не брали. Одна из учительниц мотивировала отказ тем, что у них остро стоит проблема воровства и если появится цыганская девочка, ее тут же обвинят и затравят. Но родители учеников говорили мне, что учителя просто стараются отказаться от „трудных“ детей, которые портят им статистику», – рассказывает Суховская. Впрочем, во враждебности общества к цыганам она винит в первую очередь не местных жителей, которые сами страдают от безработицы, криминала и отсутствия социальной инфраструктуры, а государство, которое эту инфраструктуру не создает.
Параллельные прямые
Параллельные прямые
Важно заметить, что адаптация малых этнических групп обычно не требует каких-то особенных инноваций. Прежде всего, в распоряжении государства есть школа – второй после семьи по эффективности инструмент формирования личности. Потенциал школы в плане интеграции национальных меньшинств огромен, однако в России он задействован лишь в малой степени. Так, согласно статистике правительства Ленобласти, в 2003 году в школах училось 458 цыган, при этом с пятого по девятый класс – 172 ребенка, в десятом-одиннадцатом – всего 11, остальные не идут дальше начальной школы. Из этого чиновники сделали вывод, что цыган мало и специального вмешательства в образовательный процесс не требуется.
«Все дети, цыганские и других национальностей, которые хотят учиться, получают такую возможность. Более того, педагоги и работники отдела ездят в цыганские поселки и уговаривают родителей отпустить ребенка в школу. Они давно живут здесь и знают русский язык, почему им нужны какие-то специальные условия?» – говорит начальник отдела муниципальной системы образования правительства Ленинградской области Валентина Клочко. Областной отдел образования, по ее словам, не сталкивался с жалобами цыган на администрацию школ. «Если к нам обратятся лица без регистрации с просьбой направить ребенка для обучения в школу, мы не откажем. Но таких обращений не было», – говорит Клочко.
В советское время всеволожские котляры учились в обязательном порядке, но ходили в школу нерегулярно и заканчивали обычно не более трех классов. За их успеваемостью тоже особенно не следили: большинство взрослых жителей табора в Пери расписываются в документах крестиком и не умеют читать. Школа оставалась одной из немногих территорий, где цыгане взаимодействовали с русскими и могли освоить русский язык; эффективность ее была низка, но и вопроса об особых программах обучения для цыган на тот момент не возникало.
В 2000−е годы положение котляров изменилось – ужесточились проблемы с милицией, документами, полулегальным положением, это заставило их задуматься о пользе образования. Вырос поток котляров, поступающих в школы Ленобласти, в частности в Лесколовскую среднюю школу. Родители учеников рассказывают, что в 2000 году из-за большого наплыва первоклассников администрация Лесколовской школы договорилась с более близкой к табору Осельковской школой о переводе туда всех цыганят. Школа в Осельках смогла их принять, выделив отдельное здание, где до этого проходили уроки труда у старшеклассников. Руководство объясняет это исключительно нехваткой помещений, но фактически были созданы коррекционные классы, которые учатся по специальной, облегченной программе.
Сепаратный мир
Школ, где учится по 12−15
Сепаратный мир
Школ, где учится по 12−15 цыган, в Ленобласти немало, но отдельные классы для цыганских детей – редкий случай. Нужны ли такие классы – вопрос очень спорный. Завуч Осельковской школы Зинаида Царева уверена, что только благодаря сегрегированному обучению, потребовавшему от школы колоссальных усилий, дети из поселка Пери продвигаются в овладении элементарными навыками письма и чтения.
«Цыганские дети не могут освоить обычную программу, потому что в семьях они не говорят по-русски, они говорят на своем диалекте. Дети не ходят в детский сад, поэтому в школе им приходится ставить моторику, учить держать ручку, писать от начала строчки до конца. Хотя они способные, старательные и очень дисциплинированные», – рассказывает Царева. Учителям удобнее учить цыган отдельно от остальных детей, а дирекция школы таким образом стремится предотвратить конфликты. К тому же так спокойнее и детям, и родителям.
Сегрегация, однако, вызывает сложные чувства у правозащитников. С одной стороны, понятно, что администрация школ руководствуется не только благими пожеланиями, но и стереотипами: мол, цыгане – особые ученики, от которых многого требовать нельзя. «Некоторые учителя (речь идет не об Осельковской школе. – «Эксперт С-З») искренне уверены, что цыгане умственно отсталые, из-за того, например, что в 9 лет не умеют писать», – подтверждает Антонина Суховская. «И те цыгане, которые хорошо знают русский язык, и те, которые знают плохо, учатся в одном классе отдельно от русских. Методически это никак не оправдано», – добавляет координатор петербургского «Мемориала» Ольга Абраменко. В европейских странах отдельное обучение цыган было широко распространено, но сейчас от него отказываются. В Венгрии в 2006 году цыгане выиграли у государства иск против сегрегированного обучения в школах; запрещена подобная практика и в Чехии.
С другой стороны, даже критики сегрегации понимают, что без выделения дополнительных средств альтернативу ей сейчас найти сложно. Например, во Франции цыгане учатся писать и читать по-французски отдельно от остальных детей, а вся общеобразовательная программа преподается в общих классах. Но такая система требует от государства дополнительных затрат, в России же власти пока не выделяют деньги даже на учебники, адаптированные для детей, для которых русский – неродной язык. «Эти учебники я видела только в перечне Министерства образования. Как мы ни пытались, не смогли их достать», – рассказывает Царева. Без методической помощи государства учителя вынуждены изобретать свои программы адаптации, которые неизбежно опираются на раздельное обучение. «В нынешних условиях всем понятно, что если не будет сегрегированного обучения, то не будет никакого», – резюмирует Ольга Абраменко
Не надо тормозить
 |
|
Цыганские дети осваивают необходимые в современной жизни навыки вопреки давлению среды
Фото: Замир Усманов |
Впрочем, в любом случае сегрегация – вынужденная мера. Сегодня большинство котляров не хотят идти получать профессию в техникумы, в ПТУ. У цыган принято вступать в брак в 14−15 лет, а женатым людям учиться зазорно: мужчины должны работать, а женщины – вести хозяйство. Но постепенно ситуация меняется, растет сопротивление молодых семей традиционному укладу. «Сейчас родители, с которыми я общаюсь, понимают, что образование важно, потому что сами сидят без работы и бедствуют. Особенно это касается поселков в Псковской области. Появились семьи, не жалеющие денег на такие вещи, как портфель, проезд до школы, одежда», – рассказывает Суховская.
«Дикость» и «нецивилизованность» котляров, как выясняется, тоже преувеличены. У шестиклассников в Осельковской школе есть уроки информатики. Компьютеры старые, интернета нет, но, по словам преподавателя, ребята ничуть не хуже русских сверстников овладели «развивающими абстрактное мышление» играми и текстовым редактором «Блокнот». В 2004 году в Осельковской школе удалось собрать цыганский пятый класс, сейчас там работают два класса – пятый и шестой. В последнем шесть учеников, все они твердо намерены закончить как минимум девять классов. Но о том, чтобы цыгане учились совместно с русскими, по-прежнему речь не идет.
Один из возможных способов адаптировать котляров к школе и совместным занятиям с русскими детьми – открыть подготовительные классы. «Развитие детей в первом классе пошло бы намного быстрее, если бы они до этого хотя бы год учились тому, чему другие дети учатся в детском саду и у родителей», – говорит учительница младших классов Анна Коновалова, уже шесть лет преподающая цыганам. Это мнение разделили учителя из других школ Ленобласти и Петербурга, собравшиеся на круглом столе, организованном в ноябре обществом «Мемориал». Но дополнительные занятия и классы – это дополнительные затраты, которые школа, конечно, не способна осилить без помощи государства.
Еще одна проблема совместного обучения – возможные конфликты между детьми разных национальностей, и в этом отношении опасения директоров школ небезосновательны. Впрочем, есть и удачные примеры совместного обучения детей разных культур. В Александровской школе №462 представители национальных меньшинств (не только цыгане) составляют 34% учеников. Тем не менее здесь обходятся без сегрегации и не сталкиваются с конфликтами на этнической почве. Об этом говорят даже цыгане-родители. «В школе №462 в 1990−е годы учились „трудные“ подростки: их направляли в одну школу, как сейчас цыган, и преподавательский состав здесь традиционно подбирался особый. Правда, в этой школе только девять классов и ее ученики, как правило, не поступают в вузы», – отмечает Ольга Абраменко.
Асоциальность образа жизни котляров постепенно сглаживается. Уже далеко не все 14— и даже 20−летние цыгане из Пери вступают в брак. Многие покупают очки для чтения и мобильные телефоны, у одной семьи есть автомобиль, у другой – компьютер. Меняется их язык, в нем появляется множество новых терминов – это русские названия документов, продуктов (скажем, чипсы), органов местной власти. Такая постепенная адаптация характерна для всех национальных меньшинств в России, но у котляров она идет крайне медленно. Фактически этот процесс регулируется только работниками школ на уровне их индивидуальных представлений о должном и полезном. Аккуратное и продуманное вмешательство федеральной власти, и прежде всего методическая и финансовая помощь, может заметно ускорить этот важный для всех процесс
|
