«Цыгане», – привычно думаем мы, натыкаясь на сидящую на земле нищенку с детьми. Между тем, по утверждению цыган, эта кочевая группа – не цыгане. Люли говорят на таджикском языке, по-цыгански не понимают ни слова. Представление о цыганах как о «криминальном народе» не выдерживает критики, т. к. цыгане были ремесленниками, например, в царской России каждая 2-я ложка была сделана их руками. Если среди них часты случаи мошенничества, то насильственные преступления, наоборот, вообще не встречаются.
Их искусство всегда приносило славу той местности, где они нашли приют, вот и петербургские цыгане играли настолько важную роль в городской культуре, что в 1903 г. по случаю 200-летия Петербурга программа «Невские ассамблеи» в театре «Неметти» на Большой Зелениной улице имела огромный успех.
Тем более странно, что на предложение выступить на 300-летии прямым потомкам тех, кто блистал в 1903-м, было отказано. «Нет денег», – ответила председатель оргкомитета Батожок на ходатайства народных артистов, желающих сделать свой подарок к празднику города. Эту подборку мы посвящаем их выступлению, которому не суждено состояться.
«душа моя подражает цыганской…»
В дневниках Александра Блока мы читаем: «Мир прекрасен и в отчаянии – противоречия в этом нет. Жить надо так, чтобы равнодействующая жизни была цыганская – соединение порядка и беспорядка. Душа моя подражает цыганской, и буйству, и гармонии её вместе, и я пою тоже в каком-то хору, из которого не уйду».
Куприн сравнивал цыганские песни с красными розами на снегу. Алексей Толстой – с бенгальскими розами.
«Было время на Руси, когда ни одной музыки не любили больше цыганской...» – писал Лев Толстой.
Глеб Успенский возил своих друзей-писателей в ресторан слушать, как цыгане поют стихи Некрасова: «…мы заняли отдельный кабинет и пригласили певицу с аккомпаниатором. За десять рублей цыганка потрясающе исполнила нам “Размышления у парадного подъезда”. Глеб Иванович сидел весь бледный…»
А ещё была легендарная Стеша, которую приказал за большую награду найти Наполеон. Стеша скрылась от него в Ярославле.
Пушкин любил вспоминать, как на дорожной заставе возле Луги встретил цыганку – бродячую, таборную, – которая на просьбу спеть неожиданно исполнила ему романс на его слова «Под вечер, осенью ненастной». В музее Глинки висит гитара цыганки Тани. Молодой Пушкин держал её в руках, пытался научиться играть. Весёлая, 22-летняя Таня смеялась с ним, учила его говорить по-цыгански…
Так когда же появились цыгане в Санкт-Петербурге? Мы имеем отрывочные сведения, что они участвовали в тех знаменитых маскарадах, которые устраивали Петр Великий и Анна Иоанновна.
Сенатский Указ от 13 сентября 1733 г. о разрешении цыганам жить в Ингерманландии для прокормления узаконил их пребывание в Петербурге. А из устных преданий известно, что одно из самых ранних поселений цыган под Питером было в районе нынешней Старой Ладоги с начала 18 века.
«Русска рома» – цыгане России, в отличие от цыган Западной Европы, никогда не преследовались и были полноправными гражданами. Например, в 1812 году все мужчины орловского хора (будучи уже не крепостными) вступили в ряды гусар и улан, а старики и женщины сделали взносы по 500 царских рублей! В 1914 году богатый цыганский конезаводчик и купец 1 гильдии В.Д.Дулькевич пожертвовал всех коней для фронта.
Царскосельская железная дорога, первая в России, не отличалась высокими доходами. Тогда, на зиму 1838 года, выписали цыганский хор для пения в Павловском вокзале. Публика валом повалила в Павловск, так что пришлось назначить новые экстренные поезда –«экипажи», места в которых брались теперь с бою. В «Северной пчеле» сохранились восторженные заметки об этих выступлениях, где участвовала и воспетая Пушкиным и Языковым цыганка Таня.
Так цыганское искусство входило в жизнь столицы. Уже в 1818 г. в Большом театре артисты лихо отплясывали и распевали по-цыгански в балете «Цыганский табор» с «хором цыганей». Солировали не кто-нибудь, а знаменитые балерины Истомина и Колосова! Грандиозные концерты цыган проводились в Екатерингофе, на даче Безбородко, в Строгановском саду и в зале дома Энгельгардта.
Берег Большой Невки от устья Черной Речки до оконечности Старой Деревни стали заселять переселенцы из погоревшей Москвы после войны 1812 г., были и московские цыгане. И хотя в этом районе еще с XVIII в. существовали Строгановский сад, сад «Самарканд» и другие, стали возникать новые. Публике нравилась близость к центру: Пушкин, отдыхавший со своей семьей на даче Миллера, камердинера Александра I (теперь ул. Белоостровская), пешком ходил в архив Главного Штаба.
В конце 30-х гг. между Большой Невкой и Черной Речкой (там, где теперь метро) было построено Заведение Искусственных Минеральных Вод для лечения желудочных больных, но успеха не имело. Для привлечения публики решено было устраивать концерты. И вот в 1847 г. явился новый распорядитель Иван Иванович Излер, бывший гарсон, обрусевший швейцарец, неисправимый ловелас. Он выстроил красивые павильоны-сцены, вокруг был разбит чудесный сад с прудами, островками, лужайками, аллеями «сюрпризов и грез», декоративными арками, вазами с гирляндами цветов. Сообщение – пароходом от пристани Летний Сад или дилижансом от Гостиного Двора. Плата 1,5 руб. серебром, дамы при кавалерах – бесплатно.
Кроме хора цыган, Излер приглашал эквилибристов, зверинец, восковые фигуры, публику ждали катание на лодках, подъем воздушных шаров, карточный домик. В программах указывалось, чьих погребов вино. Чай подавали в самоварах прямо на траву, и на одной из лужаек располагалась молочная ферма, где на глазах у ошалевшей публики доили коров и всех угощали парным молоком. А кругом идеальные чистота и порядок. У Излера была даже своя собственная полиция, а потому посещали заведение в любое время. В дни праздников каждому сотому посетителю вручался ценный подарок-сюрприз из драгоценных металлов и камней.
Концерты в большинстве случаев носили тематический характер: показ «живой картины» – «Свадьба в цыганском таборе», «Празднество Плутона», «Карнавал в Венеции», «Нижегородская ярмарка», «Шахерезада в Петербурге»; бывали праздники и с показом баталий, например, взятие турецкой крепости с кораблей, ее пожар и взрыв. Количество артистов на таких праздниках доходило до полутора тысяч, а публики до 7000 человек, по тем временам цифра неслыханная. были роскошные иллюминации и фейерверки; именно в эти минуты «живые картины», как-то «Последний день Помпеи» Брюллова, приобретали особую выразительность.
Много было в свое время сочинено стихов, рассказов о «Минерашках», увековечил их сам Некрасов.
Почти все хоровые цыгане жили в Новой Деревне и на Черной Речке. Репертуар их состоял пока в основном из русских народных песен в цыганской аранжировке: «Мне моркотно молоденке», «Сарафанчик-растеганчик», «Садом, садом кумасенька». Буквально бурей аплодисментов встречала публика модную песню «Жил-был у бабушки серенький козлик»!
В 1876 г. Заведение Искусственных Минеральных Вод сгорело. Законодатель всех увеселений Петербурга Излер разорился, остатки своего состояния проиграл в карты и умер в безвестности.
Цыгане выступали теперь в «Ливадии», возникшей в бывшем летнем дворце князя Чернышева (примерно там, где ныне находится пожарная часть на Приморском шоссе), в вокзале Екатерингофа и в Петровском парке (на Петровском о-ве), в заведении «Каскад» в Новой Деревне, в Саду Удовольствий (на даче Ушакова, близ Нарвских ворот), в кафе-ресторане Александровского парка у Петропавловской крепости, в Cafe Chantant на Аптекарском о-ве, у Каменноостровского моста в Малом театре и зале Городского Кредитного Общества у Александрийского театра, в увеселительном заведении «Кинь-Грусть» – бывшей «Ливадии», в Павловском вокзале и концертном зале «Пассажа» на Невском проспекте, в Русском Семейном саду, на больших народных гуляньях, которые случались в Летнем и Таврическом садах. Сенсационный концерт прошёл в 1877 г. в Манеже, там были родственники императора.
Триумфом творческой деятельности питерских цыган была их поездка в 1878 г. на Всемирную выставку в Париж. Они буквально покорили парижан. Среди страстных поклонников хора оказались и персидский шах, и «король» оперетты Жак Оффенбах, который записывал ноты песен. Успех был ошеломляющим, буквально посыпались предложения контрактов, и хор на обратном пути играл в Вене, Кельне и Дрездене.
В 1881 г. на пепелище Заведения Минеральных Вод купцами Александровым и Поляковым было воздвигнуто заведение «Аркадия»:
«У входа, с Новодеревенской набережной, красивое здание в мавританском духе с зимним садом, тут же и открытый и закрытый театры. «Восточный буфет», огромный зимний сад: каскад, водопад, фонтан и бассейн, наполненный живыми стерлядями, гроты, беседки, галереи, мостики под огромными пальмами, отдельные кабинеты». Славу саду принесло посещение его в 1883 г. наследником Бухарского Эмира, который преподнес хозяевам «Аркадии» на память дорогие дары: «почетные халаты».
В Малом театре «по требованию публики» ставились оперетты «Цыганский барон», «Цыганская жизнь», «Цыганские песни в лицах». В 1896 г. прогремела серия концертов в Дворянском собрании.
Но подлинной сенсацией стал чрезвычайный «Концерт-Монстр» в 1888 г. в Малом театре – оперетта «Чавэ адро вэша» («Дети полей и лесов»). Музыка впервые была собрана из старинных «подколёсных» таборных песен.
Мода на цыганское искусство достигла такой высоты, что для его поклонников пришлось организовать хор любителей цыганского пения, в него записалась даже звезда балета М.Кшесинская.
Кроме «Аркадии», цыгане много выступают в зале Кононова (наб. реки Мойки, 61), Панаевском театре на Дворцовой, Мариинском и Малом театрах, в Коммерческом собрании на Фонтанке, в зале Городской Думы и даже в Цирке Чинизелли; в саду «Аквариум» на Каменноостровском, где теперь находится студия «Ленфильм».
Когда после смерти Льва Толстого неожиданно была обнаружена рукопись драмы «Живой труп», в подготовке музыкальных номеров к этой постановке, ставшей событием года, принял участие хор Н.И.Шишкина.
Звездой хора была Елена Баурова (Шишкина) которую в ресторане «Самарканд» обезумевшая от восторга публика окунула в ванну с шампанским. Первый громкий успех пришел к Лене в 16 лет, в 1885 г., во время большого праздника в вокзале «Озерки» в Шуваловском парке, когда она впервые спела знаменитую «Кон авэла». Через год она уже была солисткой хора и женой его руководителя.
Судьба ее была трагична: семья сложилась с первых дней неудачно, дочь в детстве тяжело заболела и осталась калекой. В 1913 на кухне Елене Егоровне в глаза попало раскаленное масло; в результате к 1922 она окончательно ослепла. В 30-е годы она еще выступала в ленинградских хорах Масальского, Полякова и с собственной программой, тогда и удалось сделать те записи ее голоса, которые теперь стали уникальными. Затем война, блокада, голод... В 1942 г. Елена Егоровна и ее дочь умерли прямо на улице. Похоронены они в братской могиле на Серафимовском кладбище.
Славились Нюта и Шура Гроховские – «картины», как их именовали, обладательницы невообразимой красоты. Их усаживали в первый ряд, это назывались «хоры с картинами», эффект их был сногсшибательный. Постоянно выступали они в ресторане «Самарканд», в Летнем саду, в зале Городского Кредитного Общества, в Павловском вокзале, в саду Арбана у Измайловского моста, в манеже Инженерного замка. Но именно «картины» удержать в хору было труднее всего.
К началу 20-го века только в районе Новой Деревни и Черной Речки цыган проживало больше 2000, большинство из них – родственники.
По традиции, лучшие ценители слушали цыган за шампанским, а когда увеселительная часть строилась на водке, тут уж хорошего ждать было трудно. Сами цыгане не пили во время работы в кабинетах, нарушать этот закон не рисковал никто, тем более, что хоры составлялись по семейному принципу и все оберегали друг друга от излишней фамильярности гостей и от возможных посягательств. Если гость приглашал в кабинет цыганочку, то она брала с собой мать или сестру. Здесь надо сказать, что, несмотря на ресторанный образ жизни, цыганки никогда не занимались проституцией.
Зато красавиц-цыганок, несмотря на строгие меры предосторожности, буквально из-под носа дирижеров уводили под венец: Ольга Шишкина, красавица и певица хора Гроховского из ресторана «Самарканд», стала гражданской женой принца О. Ольденбургского.
Ее двоюродная сестра (тоже Ольга Шишкина) вышла замуж за морского министра.
Опять Шишкина, но теперь Ольга Михайловна, была гражданской женой Афанасия Фета.
Мария Михайловна Шишкина стала женой графа Сергея Николаевича Толстого.
Груша и Лиза Панковы вышли замуж за помещиков.
А в Крестовском саду помещик, прозванный цыганами «Черт Иваныч», прямо с концерта «украл» пятнадцатилетнюю Варю Данченко.
Ее сестра Домаша в шестнадцать лет стала женой князя Ф.П.Масальского, а Шуру Масальскую из «Аквариума» украл какой-то князь, и больше ее не видели.
Лиза Морозова стала женой князя Витгенштейна. А Лиза Хлебникова вышла замуж за издателя газеты «Биржевые ведомости» Левдика.
Леля Ильинская стала женой уральского миллионера Нечаева. И надо отдать справедливость цыганкам, из них получались образцовые жены:
«В то время жена-цыганка, певица или плясунья, – была большая честь для супруга. В одном хоре купец, владелец волжских пароходов и баржей, намертво влюбился в плясунью. Он так одаривал свою неподатливую зазнобу, так угощал цыган, стараясь широтой и удалью забрать в полон цыганскую её душу, что разорился. Вот тогда-то цыганка и поверила ему, вышла за него замуж и привела его в хор. Бывший купец стоял позади хора с гитарой и подпевал. Надо сказать, что он принёс хору «цыганское счастье»: все купцы, узнав эту романтическую историю, ездили кутить только к своему. Денег не жалели и каждый раз наказывали цыганам:
– Вы нашего – уважайте! Хоть он малость и… того… Но душа-то у него наша – волжская!» (Куприн.)
Несмотря на то, что хоровые цыгане жили, как и все цивилизованные петербуржцы, древние законы табора не умирали. Только теперь во главе общины стоял дирижер – хоревод, его слово было законом для всех. Петербургские цыгане были людьми православными, аккуратно посещавшими церковь. Но и старинные обряды не забывались: например, ко рту умирающего подносили птицу, чтобы в нее переселилась душа умершего, а потом отпускали птицу на волю. Все старые обычаи сохранились до наших дней.
Хор жил, как маленькая коммуна: взаимопомощь, честность, порядочность, уважительное отношение к старшим всегда поражали тех, кто близко их знал. Деньги, подарки делились на определенные паи. Хор учитывал всех детей и стариков, на них выдавалось по одному или по полпая.
Одевались цыгане модно и даже шикарно. Но уже в конце 40-х годов любители жаловались, что цыгане одеты не по-цыгански. Об этом писала «Северная пчела». К этим упрёкам прислушался лишь Илья Соколов, а большая часть хоров продолжала выступать в европейских костюмах. Ф. Кони писал: «Цыганы завиты французским куафером, цыганки в фантастическом наряде последней моды, с цветами от Лапина на головах и с букетами от Сима в руках».
80-е годы – время наивысшего расцвета цыганских хоров в Петербурге. Они обосновались в заведении «Кинь-Грусть» (бывшая «Ливадия»), затем в саду «Помпеи» (бывший «Каскад»), В 1908 г. перешли в новенький ресторан «Вилла Родэ» у Строганова моста, на месте бывшего «Помпея», где и выступали вплоть до 1918г. Но, кроме этого, цыгане часто выступали в Малом театре, Дворянском собрании, театре «Аполло» и саду «Буфф» на Фонтанке, в ресторане «Тулон» в здании Пассажа, в саду «Монплезир» на Каменноостровском проспекте, в саду «Фоли-Бержер» – бывшей «Ливадии».
Без хора маленьких цыганят нельзя было представить знаменитых маскарадных вечеров «Широкая Масленица». За ними шли «арлекины и коломбины, офицеры в окружении бояр проносили восседающую на троне-носилках дородную красавицу, олицетворяющую мощь и красоту государства. Далее следовала толпа чертенят с вилами, рогатинами, ухватами. За ними на руках несли двух модниц ветреного содержания, не умолкающих ни на секунду. За модницами, потупя голову, шли закованные в кандалы узники из долговой тюрьмы в сопровождении судебных исполнителей. И, наконец, на пивной бочке выносили бога Вакха с кружкой в руках. Слегка покачиваясь, шли водки, мадера, херес, токайское, шампанское, рюмки, вилки, ложки, окорока, рулеты, колбасы, сельди, фрукты, рябчики, подгоняемые поварами. Деньги в зале летали, как серпантин, от одних к другим».
Так что если сначала на цыган в Петербурге смотрели так же, как на экспонаты Кунсткамеры, – например, в журнале «Иллюстрация» (1846, c.173), были начертаны такие строки: «...цыганские песни – напевы варварства, совершенно характеризуют дикую необузданную жизнь», – то к 20-му веку эта культура стала частью общероссийской, а для многих творческих людей – постоянным источником вдохновения и радости.
